Недавна я в анегдоте пабывал. Нехуйя несмешно кстате. Знаите, есть такой, када бабужко лютой зимой заходет в тралебус и просит малодово чемодана уступить ей место, мативируя: «А твоё нагрето…». Вот типа такойжа хуйни стряслось и са мной, толька с элементами рукапашной и пачьти агнестрельной сука барьбы.
    Откушав в гостях у дедушки Выпивохи какой-та зелёной непотребной хуйни, я откланялсо и папиздил до хаты. Перед уходом взял у хозяена пару-тройку дисков с парнушкой, бо имел желание вздрочнуть и с горем папалам запехнул их ва внутриний корман куртки. Успел за полчеса (а мне по прямой) прощемиться в метру (это подземная такая херня с вагончиками), дождалсо сине-белого червячка, метнул сраку на сиденье в углу пустого вагона и начал напряжонно фтыкать в носки сваих чудесных батинак. Носки маих батинак, как и я им, мне не нравились – какой-та ебучий налёт, именуемый солью, очень падазритильно и бело пристроилса на батинках и пакидать свою дислокацию, судяпавсиму, не хотел. Поезд трясса и металсо в стороны, как сволачь на верёвке и мне очень трудно было держать равнавесие даже сидя на жопе.
В вагоне вечерело…
    

Поезд вылетел из очередново тюбингового дупла и, скрежетнув, гостеприимно распахнул свои не прислоняться. Пахну’ло свежепостроенной станцией, а несколькими секундами поздже из безбожно пердящех динамеков паслышалсо голас электронной тётки-объявлялки: «Астарожно…. Следущая станция кхррр..пфрррр..кккххххмрмрмгргргр……ская».
«Йебать, а может это моя!» – всполошилса мой мозжечок, но тут же успокоилса – подскочив, я йобнулсо жбаном в поручень и технично стёк обратно в сваё уютное дермонтиновое гнёздышко. Поезд включил съебатор в следующий межстанцеонный перегон и я, подняв свой варатник, заклевал бошкой. А варотник у меня такой специальный, точьфточь как носит упырь Дракула – я им ебло и от ветра, снега и ат чево хочешь прикрываю. Палезная хуйня беспезды.
Атгарадившысь ат внешнево паластмассового мира сваим жалюзным варатнеком и закрыв уставшие за день окуляры, я увидил сон. Снилось мне, кабутта меня какая-то не совсем ахуенная сила тянет за воротник вверх, то исть к паталку, папутно стягивая куртку. Какда на маей бошке оказалса уже не воротник, а середина куртки, мне этот сон настоебенил и я открыл глаза. Передо мной стоял человек-ебанько…


- Уу….ууу…уууу..уу.. – пыталось што-то сказать сусчество, каторае имело ебло пеликана, пузо бегимота, ноги фломинго и ступни пегвина.
- Уйобывай!! – сипло прорычал я и, отцепив клешню этава блять даистарическово далбаёба папробавал снова завалицо спать.
- У…уу…у.у…..сс…с…сс…. - клешня археомудилы опять цеплялась за мой варотник.
- У-йо-бы-вай, су-ка – виртуозно па слогам праизнёс я и толкнул ЭТО рукой. ЭТО, булькая еблом и передвигаясь совершенно непанятным для меня образом, отцтупило.
    Глядя на меня, это невротъебательское создание вдрук выпалило: «Уступи место!!!». Выпав в осадок, и ахуев до потери пульса, я обмяк и безапелляционно-отрешённо молвил: «Иди нахуй», а потом добавил: «Пидор» И, решив больше оброщать на ЭТО внимание, начал занимать привычную позицию для дремли.
Вдрук со стороны ЭТО послышался какой-та шорох, кабутто в углу ебуца мышы, каторый пачемуто меня очень напряг. С трудом подняв свою тяжеленную башню, я увидел аружие непанятной конструкции в руке этово инопланетого кондуктора, которое неумалимо паднималось на уровень моего впалне достопочтенного ебла.
Пездец, мне стало страшно. Вот сгину я щас в этом сука галубом вагоне от руки ёбанава кракадила гены как чибурашко и што тагда скажут люди? Падох – ну и хуй с нем, больше кеслароду. Я был несагласен с этиме людьми впринципе - у меня в планах был семилетний еблепроект, свадьбо с Офой, семья, детишке, пенсиишка и т.д. (к падонку И Тэ. Дэ не атносецо).
И вапще я не люблю, када в меня стреляют – чё эта захуйня такая – стрелять в незнакомово человека? Это по меньшей мере неучьтиво.
Но шутки шутками, а я, глядя в пустые, как свой карман, глаза нарка, сидящего на каком-нибуть митадонте или чё ещё пахуже, точно знал, что через некатарае кароткое время в меня быстло-быстло полетит неприятная, твёрдая и злая кусака…


Секундно протрезвев, я напрягнул мыщцы своих бедров и ламанулсо вперёд и вверх -  навстречу опасности, с целью выбить губительный девайс у этава снайпера. Не успел - на грудь как будто упал утюг этажа так со второго.
Ну ёбанарот, Тефаль всекда думает о нас, эта точна. Я много о чём успел падумать - ресурса не хватит рассказать. Охнув, я рухнул на гашетчика и своей массой придавил его к полу, рукой остервенело сжимая кисть с лазерным пездолетом. Гашетчик тупо смотрел на меня и не двигался. Задыхаясь и издавая такии звуки, кабутта я нахадился в састаянии оргазма часа три я восстанавливал дыхание. Через нескалько времени я уселся верхом на этово недоделанново мушкетёра и начал осматривать павреждения сваево прастреленново организма:
- Я дышу (правда очень хуёво), сердечко баиццо, но бьёццо, глаза видят, ухи слашыт, ебло ворочается, ноге ходют, кровяки невидать – значит, я жывой!!!
На пузо агрессора из складок моей куртки выпало што-то чорное – присмотревшысь и проаналезировав субстанцию, каторая оказалась резиновой пулей, я опустил взгляд на место попадания снаряда – ага, все диски с парнушкой пашли па песде и васстанавлению не падлежали – пулько папало точно в  коробки, лежавшие ва внутриннем кармане. Ну всё блядь, теперь не вздрочнуть… Грёбанный баянолог испортил весь вечер.  


Немнога пакумекав, я ужоснулсо – а што если бы я не начал стримительное кагпездец движение к апасности? Тогда пульга попала бы мне точно в лабешнек и хуйевознает в какие места этот гумоноид меня бы уступил. Но ахтунг миновал и с каждой секундой, пока я глядел в эти расшыренные, как очко порноактрисы, зенки, во мне росла ярасть, такая же первабытная, как и желание ебацо.
Я чувстваввал, как расширяются маи крылья носа, напрягаецо вся мусколатура, до хруста сжимаюца кулаки с уже вложенной туда зажыгалкой… Я даже дапустил мысль, што преврощусь в зубаставо махнатава обаратня и захаваю этого партизана, но этава сука не праизашло. Наверна, есле бы я увидил сибя в этат мамент в зеркале, я бы заикалсо аццтраха до конца жизни. Чувствуя сибя орком-берсерком, я, аблаченный в синие даспехи от LEVI’S, нещадно пиздил, пиздил, пиздил, пиздил, пиздил не нашедшего себе места гражданина…


Эй, ты жывой? – мой гнев прошол. Чювак, памедлив, хрюкнул кровью и заврощал сваиме глозаме, аткрывая и закрывая хрипящий рот. Я слез с напизженного вояки и тут мне в голову пришла ахуенная, на мой взгляд, мысль.
Подобрав с пола аппарат типа «Оса», в катором оставались три потрона, я за шкирман поднял желеобразную человечину с пола, наклонил раком и произвёл расстрел жопы говнюка, всадив третий потрон пряма между булок и с размаху около десяти раз посадил его на своё место, приговаривая: «Садитесь пажалуста, пажалуста присажывайтесь, садитесь, пажалусто, прошу вас, ну што вы, я пастаю, вы садитесь, садитесь…». Шмякнув отключившуюся поеботу в последний раз на сиденье, я протёр пестек тряпачкой, вложил ево в корман владельцу и чуть не ебанулсо на пол – реско затормозил поезд. Последний раз взглянув на сучёнка, я поднял воротник и вышел вон. Станция оказалась моей.


Наутро очень болела грудь и невъебенный по размерам синяк красовалса пряма на левой части груди. Сделав такую же невъебенную по размерам йодавую решотку, я двинул на работу, избегая столкновений с термоядерными прохожими, которые в этот день кабутта сгаварились и каждый наравил песдонуть мне в душу то локтем, то ещё каким-небуть твёрдым предметом.
В вагоне, держась за поручень, я вспоминал произошедшее с содроганием – ведь так просто можно закончить жизнь. Причём низачто, незахуй, не успев сделать многого… Осоловело глядя перед собой и прокручивая в голове вот такие мысли, я случайно взглянул на какую-то злючную с виду старушенцию, которая ютилась у двери со своей хозяйственной сумкой на калёсиках эсэсэсэрных вримён. На астановке место передо мной асвобадилось и я падумал о приседании на нево, но тут бабужко встретилось са мною взглядом…
Што-то йокнуло у меня внутри и я напряг уже начавшые было подгибаться для присяда колени – бабужко смотрело на меня так, как один бомж смотрит на другова бомжа, который успел к пустой пивной бутылке первым. Шальные мысли начели крутицо в башке – а вдрук у ниё в каляске какой-небуть дефлоратор сидящих падонков иле другой неменее опасный предмет? Там веть может не то што «Оса», а целая рота «Шершнев» блядь поместицо!
Немигая, я пачимута на долю секунды адурел как пень и сделал шаг назат. Немного пихнув меня плечом, какой-та осёл плюхнулса на сиденье. До следующей станции я тупо ощупывал взглядом сумку сушёной бабульки.
«…Станция китай-горад…не забывайте нихуя…» – запиздело метраполитеновое радео. «Твойя остановка…» - патсказал мне моск.


Быстрым шагом я вышел из вагона, а в спину мне глухо нёсся сухой и немного заикающийся старческий голас: «У-ууу-ссс—сс-т-ту-пппите–мым-ммыы-мне ме-м-место, м-мол-лод-дой че-че-ччеллл-ло-ввек-кх-к…………..».


mailto:[email protected]