Аркашка имел, конечно, некоторый опыт охоты, но стрелять из ружья такого калибра, практически из пантгана, ему не приходилось. Выпитое и страх так же не способствовали координации, стрелок не прижал приклад тяжёлого незнакомого ружья плотно к плечу, и чудовищная отдача сразу двух столов завертела и закувыркала его. Правая ключица если и не сломалась, то получила серьёзную контузию, вспышки ослепили, а грохот оглушил недотёпу, но он всё-таки расслышал громкий крик, донёсшийся снаружи.

Дубовая дверь храма хоть и была сделана из доски в два пальца толщиной, всё же погасить такую мощь зарядов картечи, летящих с нескольких шагов, не могла. Дробь на таком расстоянии ещё ложится кучно, и в дерево одновременно вошли два свинцовых кулака, оставив после себя дыру соответствующего размера.

Если бы Талько стояла или даже сидела за дверью, автору оставалось бы только закончить рассказ описанием её похорон, если бы ещё что-то можно было собрать для положения во гроб, но хитрый трюк, подсмотренный у Виктора Аполлинарьевича, когда он открывал дверь коридора гимназии, лёжа на полу, выручил.

Без неприятных последствий всё равно не обошлось. Дуб — дерево прочное и твёрдое, но при этом колкое, и заряды картечи выбили наружу целый клин острых щепок, часть которых с пронзительным визгом воткнулась в шею, плечи и спину девушки. Мгновение спустя туда же шлёпнулось несколько раскалённых картечин, и Гошка не смогла сдержать крика боли, ведь на ней, кроме ремня с оружием и собственной кожи, ничего надето не было.

Постанывая сквозь зубы, Гошка проползла вдоль фасада церкви и спряталась за углом, где её поджидал першерон.

— У тебя-то хоть всё в порядке? А то через мою шкуру скоро муку просеивать можно будет, — Талько, закусив губу и роняя на сухую землю крупные слёзы, выдёргивала из себя щепки и занозы, извиваясь ужом. На прохладном ночном ветерке она явственно ощущала тонкие струйки крови, стекающие по спине.

Буцефал (ему понравилось это имя) тихонько фыркнул и нагнул голову. Гошнаг ухватилась за уздечку и с трудом поднялась на ноги. Каждое движение давалось с трудом, отзываясь в спине, шишка на затылке пульсировала, но руки и ноги ещё на что-то годились.

Талько осторожно выглянула за угол. Всё тихо, как будто не здесь несколько минут назад грянул залп из неизвестного мощного оружия. Эта тишина больше всего и пугала. Аркадий выдал себя и свои намерения, выказав желание убивать любого преследователя. С другой стороны, он должен был понимать, что находится в ловушке, и время работает не на него. Дать знать майору о своём положении он не мог, никакие провода к храму не тянулись, сигнальные ракеты он не запускал, а мысль о голубятне с почтовыми птицами была Гошкой отметена в силу явного превосходства интеллекта пернатых.

Талько улыбнулась, представив себе троицу вахлаков на побегушках у каких-нибудь важных армавирцев или турманов, но в этот момент дверь храма с громким скрипом начала поворачиваться на кованых петлях...

Пока Талько ползала, плакала и выдёргивала из себя щепки с занозами, Аркадий не терял времени. По крику он понял, с кем имеет дело. Лизка предупреждала его, что в хакуратовском отряде хороводит какая-то пятнадцатилетняя соплячка из Шунтука, мелкая, но опасная, как гадюка весной.

Покорителя адыгейских женских сердец эта информация тогда сильно рассмешила, и сейчас, услышав девичий пронзительный вскрик, он расслабился и стал думать, как Пётр Иванович его отблагодарит, даст много денег и допустит до Елизаветы Петровны, не всё же Зинку за ним донашивать. Та хоть и мастерица в кровати, но образ жизни уже сработал её, хотя...

Аркашка, вспомнив неистовые плотские утехи с директрисой, почесал в паху, нашарил на полу второе ружьё и направился на свет керосиновой лампы — надо было выпить и подумать.

Много времени это не заняло, ушкуйник принял решение выйти во двор и со всем разобраться. Девки он уже не боялся, она или валяется дохлой на паперти, или убралась со своим жеребцом восвояси зализывать раны. А вот где шляются Вовчик с Бабаем, было интересно. На всякий случай покрутил горлышком бутылки в пробоине — тишина. Поднял с пола второе заряженное ружьё, подержал в руках и прислонил к стене — слишком громоздкое и тяжёлое, да и разбитое плечо явно не хотело повторения, а вот браунинг на линию огня поднять удалось, хватит и этого.

Аркашка сдвинул засов и толкнул дверь от себя, но та не поддалась, полотно от выстрела распёрло в коробке, пришлось упереться здоровым плечом. Дверь с противным громким скрипом отворилась...

Гошнаг не стала дожидаться, когда враг полностью вылезет во двор со своей гаубицей и, хватаясь за гриву и уздечку, вскарабкалась на спину коню.

— Буцик, скачи вниз, где Васька нас ждёт на середине склона. Ты слишком большой, Аркашка не промахнётся. Я сама справлюсь, только погоди, пока я не зацеплюсь, стой ровненько! — Гошка прошлась по спине першерона, как по уличной скамейке, поправила на себе васькин ремень со штыком и маузером, выбрала место и подпрыгнула изо всех сил, ухватившись за горизонтальный брусок обрешётки. — Беги скорей и жди меня, Буцик!

Талько качнулась в сторону на руках и закинула ногу на следующую деревянную опору. Девушка не имела специальной альпинистской подготовки, но выросла в горах, да и по деревьям лазала гораздей иной мартышки за яблоками и грушами в старых садах. Захочешь вкусного маминого компота или варенья, быстро научишься. Помогало и то, что при своих тщедушных с виду габаритах, Гошнаг была отлично развита физически, весьма вынослива и ловка, а малый вес в таких ситуациях как раз был подмогой. На школьных уроках физкультуры даже старшие мальчишки не могли за ней угнаться в упражнениях на рукоходе и полосе препятствий.

Вот и сейчас она кошкой взлетела по стене и уселась передохнуть на закомаре под барабаном храма эдакой симпатичной горгульей. Если наклониться и смотреть вниз, то можно было отчётливо разглядеть крадущегося вдоль стен Аркадия, держащего перед собой пистолет на вытянутых руках. Он был хорошей мишенью по расстоянию, не больше двадцати метров, но стрелять вниз, под таким углом, из непристрелянного пистолета Гошнаг не рискнула, да и выстрел с вершины холма разнёсся бы по округе.

Но и ходить вокруг барабана, наблюдая за прогулкой одетого по погоде Аркадия было занятием непривлекательным, Талько начинала элементарно замерзать. Ещё немного, и о прицельной стрельбе можно будет забыть.

Гошка прошла четверть круга и нашла лазейку. Медь с крыши глухой пирамидки-башенки, заменяющей луковицу купола, снимали аккуратно, но заботясь только целостности самих листов, — всё равно новые хозяева раздербанят все красивости до прямоугольной кирпичной коробки, поставят простую двускатную крышу, обошьют жестью и обмажут горячим сосновым дёгтем. Для склада или МТС в самый раз — дёшево и сердито.

С этой стороны, не видимой со стороны входа, где обычно стояло или сидело надзирающее за демонтажом начальство, кто-то из работников схалтурил и отодрал фомкой пару-тройку небольших дощечек. Прореху изнутри подшили листом тонкой фанеры от дождя, а сверху сикось-накось наживили на кривые гвозди первыми попавшимися под руку плашками. Минута работы штыком, и Талько, отковыряв горбатые дощечки, смогла выдавить подгнившую фанеру, залезть внутрь и осмотреться.

Если снаружи источником света была луна, то внутри храма её роль выполняла керосиновая лампа, стоящая на небольшом штабеле разных ящиков. Её света хватало, чтобы разглядеть стол с двумя бутылками и жестянкой галет, ряд больших бочек, лошадь под седлом, привязанную к каменному опорному столбу. Башенка располагалась гораздо ближе к алтарю, чем к притвору, в котором Аркашка держал оборону. Уж на что острым зрением обладала Талько, но разглядеть что-то кроме открытой двери ей не удавалось.

Позиция в общих чертах была понятна, оставалось только заманить Аркадия обратно в храм и использовать эффект неожиданности нападения. Гошка понимала, что своей наготой местного жуира особенно не смутить, как туповатого Бобожана в кустах у купели, да и вид она имела непрезентабельный, вся изодранная, в пыли и крови, а самое главное, что Аркашка готов увидеть именно девушку, ведь она выдала себя невольным вскриком на паперти. Но замерзать на крыше тоже не входило в планы, поэтому Талько начала действовать.

Гошка вытянулась посмотреть. Аркадий курил на крыльце портика, посматривал в сторону дорожки на холм и периодически подносил руку с часами к глазам. Огонёк сигареты уже подобрался к его щёгольским, модно постриженным усам. Всё это, в придачу к напряжённой фигуре, говорило о том, что он собрался куда-то пойти. Выбор был невелик: или к дорожке, или обратно в храм.

— Иди, иди в храм, тут и выпить есть, и закусить! — мысленно взмолилась Гошнаг, вертясь на узкой площадке, выискивая, что можно бросить вниз, чтобы привлечь внимание или напугать бывшего приказчика, если тот пойдёт к тропинке, на которой её поджидают Василий и Буцефал. Корепанов наверняка не додумался порыться в останках Вовчика и найти пистолет, и оба станут лёгкой добычей. Ничего дельного под руку не попалось, и Гошка вспомнила про запасную обойму к маузеру, засунутую за берец ботинка.

Аркадий привычным жестом выбросил окурок, повернулся, сделал шаг в сторону от храма, и тут же подпрыгнул, как кот при внезапно возникшей опасности.

Надо отдать должное воображению и смекалке Талько, сумевшей в очередной раз не только предугадать развитие событий, но и запустить их в нужном для себя направлении. Будь на месте обоймы камень или дощечка, нужной реакции могло бы и не последовать. Мало ли что ветер мог сдуть ветер с крыши или стены, а вот падение обоймы с громким металлическим лязгом сразу запустило в голове Аркадия целый поток сумбурных мыслей и рефлексов, ибо было очевидно, что ни воронам, ни чёрным корабельным крысам, во множестве расплодившимся на безопасной верхотуре церкви, обойма явно была без надобности, и мозг подал вполне логичную команду: сначала спрячься, а потом разберись!

Увидев, что простенькая уловка сработала, Гошка метнулась к прорехе, влезла в неё и по внутренней обрешётке спустилась на лафет перекрытия, пока Аркадий с руганью заталкивал покорёженное дверное полотно в проём и закрывал задвижку. Талько планировала захватить Аркашу живым, пусть даже и раненым, — нужны были показания на Булатова, а попутно неплохо было бы выяснить про Елизавету, связывающую преступников каким-то непонятным пока ещё образом.

Для всего этого надо было лишь пройти по лафету метров двадцать, над алтарём до притвора, и спрыгнуть с шестиметровой высоты на плечи Аркадия, оглушив того рукояткой маузера.

Объект охоты тем временем расположился практически на прежнем месте, лишь немного сдвинувшись в сторону от пробитой в двери дыры, от которой, как ему казалось, исходила определённая опасность. Какая и от кого, Аркашка понять не мог. Он два раза обошёл вокруг храма и никого не встретил, лужайка вокруг была маленькой и лысой, как коленка, на ней и мыши спрятаться негде. Может почудилось всё? Но коня-то он видел ещё до водки, да и подстрелил вроде кого-то, и обойма же не с неба свалилась. Или с неба, то есть со стены или с крыши? Да ну, туда даже кошка не заберётся — Аркадий вспомнил, как долго мужики, заколачивающие окна, возились с верёвками и противовесами, чтобы выбраться на фасад. Да и бог с ней, с обоймой этой, никто в церкву больше вроде не лезет, можно уже и успокоиться. Повольник уселся с ружьём в руках на потёртый чепрак и положил рядом с собой взведённый браунинг. Придут подельники, тогда и будем разбираться, а пока можно и вздремнуть.

Увидав, что противник закемарил, склонив буйную головушку на грудь, Гошнаг обрадовалась — добыча хоть и сидела, но сама шла в руки. Улыбнувшись игре слов, Талько сделала первые маленькие шажочки по балке перекрытия держась одной рукой за доски подстропильной обрешётки. Плёвое, казалось, дело для лучшей в школе гимнастки, к тому же выросшей в предгорье Кавказа. Но вот только лафет, хоть и шире спортивного снаряда, находился на впятеро большей высоте, чем в зале, в темноте, и оценивал упражнения не судья, снимающий баллы за ошибки, а вооружённый бандит, который за ошибку расстреляет безо всякого сожаления и даже с удовольствием.

До алтаря Гошнаг добралась благополучно, сосредоточив своё внимание на бесшумности перемещения, боясь столкнуть вниз какой-нибудь кусок мусора, ржавый кривой гвоздь или веточки, которые вездесущие горлицы и ласточки натаскали для своих гнёзд под крышей. В большинстве храмов, построенных по православному ордеру, прекрасная акустика и любой звук достигает самых укромных уголков. Талько боялась нашуметь, а не сорваться, и... И сорвалась...

Там, где опорная стойка сопрягалась с горизонтальным брусом ригеля, рука Гошки дотронулась до чего-то мягкого, кто пребольно цапнул её за палец, раздался визг, и по руке на спину с ригеля сбежала большая чёрная кровельная крыса. Этих тварей завезли на Кавказ ещё в античные времена кораблями торговые люди, и с теми же товарами чёрные крысы распространялись вглубь территорий. Уступая серым пасюкам в размере и агрессивности, чёрные занимали верхние ярусы построек или строили гнёзда на деревьях вблизи человеческого жилья. В заброшенном храме они питались орехами и семенами растений, но для этого им приходилось производить смертельно опасные вылазки наружу, а вот яйца глупых птиц, да и вылупившиеся птенцы, были излюбленным деликатесом в просторном и тихом месте.

Гошнаг крыс совершенно не боялась, но здесь внезапность нападения наложилась на боль, которую зверёк причинил, прыгнув на спину, где не было живого места, и укусив за палец острыми зубами. Девушка отдёрнула руку, покачнулась, вынося центр тяжести своего тела за габариты лафета, и полетела вниз.

Школьные уроки гимнастики не прошли даром. Талько успела в воздухе сгруппироваться как кошка и приземлилась на ноги, но попала прямо на штабель небрежно составленных Бобожаном ящиков с обмундированием. Ящики с грохотом стали рассыпаться, и Гошка, застрявшая ногой в одном из них, упала на плитняк пола лицом, еле успев выставить перед собой ладошки.

Аркадий мгновенно очнулся от неглубокого сна, повернулся к алтарю и тут же начал вскидывать второй «Пирло и Фрезар». Цель он видел хорошо — стоящую на четвереньках голую девушку, отчаянно дёргающую ногой, застрявшей в проломленной фанерной крышке ящика, освещала стоявшая на столе с бутылкой и галетами керосиновая лампа.

Приказчик не стал терять время на то, чтобы встать, и просто выстрелил из двух стволов, прижав приклад из ореха к животу.

Несчастная, попавшаяся в капкан, Гошка могла видеть только мутные очертания стрелка и блестевший в тусклом свете дульный срез двух стволов чудовищного калибра. Она уже видела минут двадцать назад, на какие разрушения способна бельгийская двустволка, заряженная волчьей картечью, и опустила голову, по-детски закрыв её руками, надеясь на то, что смерть будет быстрой и лёгкой.

А смерть была неминуемой, если бы Аркашка имел опыт обращения с таким оружием или хотя бы был трезв. Наводя ружьё на линию прицеливания, он не учёл инерции длинных стволов почти семикилограммовой махины и поспешил с выстрелом, не вернувшись на линию огня. Картечь ушла левее и выше головы вжавшейся в пол Гошки, вонзившись c визгом в ящики и бочки, стоящие на возвышении алтаря.

Талько не только услышала звук летящего свинцового роя, но и кожей ощутила жар от раскалённой до полутора тысяч градусов осыпи, пронёсшейся над её голой спиной. Край смертоносного облачка всё равно задел её правую ногу, застрявшую в фанерной трещине набитого суконными шинелями ящика. Одна картечина пробила кожу правой ноги и прошла навылет, прихватив кусочек икроножной мышцы. Второй свинцовый шарик попал в торец каблука, зацепившегося шнуровкой ботинка, снёс его к чёртовой матери, отсушив ногу до самого бедра.

Однако, нет худа без добра. Заряд картечи разнёс фанеру ящика. Гошка смогла выдернуть онемевшую конечность, помогая себе руками, и заползти под стол.

Аркадий, сидя на пятой точке и прижатый отдачей к стене, тоже находился под впечатлением. Сначала он подумал, что выстрелил в себя, а потом — что его в живот лягнул со всей силы огромный чёрный жеребец. Приклад так глубоко вошёл в солнечное сплетение, что ливер горе-стрелка чуть не выскочил наружу через горло. Отдышавшись и проморгавшись, Аркашка начал высматривать результаты залпа десятисантиметровыми патронами двух с гаком сантиметров в диаметре.

Талько успела заползти под большой письменный стол, на котором стояли керосиновая лампа, две бутылки водки, одна пустая и одна початая, и жестянка с галетами. Контуженная нога стала отходить и вместе с этим нахлынула адская нетерпимая боль. Вывихнутая ударом картечи через ботинок лодыжка стремительно опухала, а рана на задней стороне голени сильно кровоточила. Накладывать жгут из ремня не имело смысла, крупные сосуды не были задеты, а вот ботинок пришлось полностью расстегнуть и повязать временно ненужный шнурок над коленкой здоровой ноги. Травмы преходящи, а вот найти хорошую обувь на маленькую стопу девушки было большой проблемой. Хорошо бы и каблук найти, но обстановка не позволяла. Ничего, отчим придумает что-нибудь, только добраться бы до дома...

Рана на голени была невелика, с полушку, но никакого перевязочного материала под рукой не было. Можно попробовать извлечь порох из пистолетного патрона и присыпать, но это означало получить уродливую тёмно-синюю отметину на всю жизнь, — прощайте шорты и юбки!

«Водка же есть! Что же я тупая такая?» — выругала себя Гошка и стала шарить одной рукой по столу в поисках бутылки, изогнувшись под столом в неудобной позе и стиснув зубы от боли.

С расстояния в четверть сотни саженей Аркадий мог легко заметить гошкину руку в свете керосинки, стоявшей рядом с бутылками, но его внимание было поглощено шумной крысиной дракой, разгоревшейся в месте, куда кровельная шлёпнулась с лафета перекрытия вместе с девушкой, шагах в десяти от стола. Серые пасюки, устроившие гнёзда в нижнем ящике с шинелями и держащие контроль над всем низом храма, были крайне возмущены внезапным появлением чёрной нарушительницы конвенции и стали яростно гонять её среди поваленных ящиков и продырявленных картечью бочек. Корабельная была меньше и слабее, но при этом гораздо ловчей, что позволило ей убраться восвояси с минимальными потерями после пары минут боя. Когда Аркадий бросил взгляд на стол, то увидел только одну бутылку, но не придал этому никакого значения. Его гораздо больше интересовало, куда же пропала вроде совсем беззащитная жертва. Ну не разнесла же её картечь на мизерные кусочки, что-то да должно было остаться. И как идти к Петру с пустыми руками? Надо пойти и посмотреть вблизи, заодно патроны для ружей взять, да и самому заправиться не помешает.

Аркашка медленно поднялся, опираясь спиной на стену, несколько раз нагнулся и выпрямился, пытаясь избавиться от боли в солнечном сплетении, достал из кобуры браунинг, передёрнул затвор, скинул флажок предохранителя и сделал шаг по направлению к столу.

Гошнаг утянула бутылку под стол, сняла уже помятую пробку и, стоя на коленях, обильно полила рану. Боль от этой манипуляции была едва ли не сильней, чем от самого попадания горячего шарика картечи. Гошка крепко зажмурилась и взмолилась всем богам, чтобы не закричать. Извернуться, чтобы подуть на жутко защипавшую рану она не могла даже при всей своей гибкости, и просто стала обмахивать ладошкой. Стало легче, а для унятия пульсирующей боли в распухшей лодыжке ей пришлось лечь на спину, ибо высота столешницы не позволяла задрать полупустую бутылку на нужный уровень. Где-то на пятом большом глотке она решила устроиться поудобнее в натёкшей из бочки или бочек луже бензина, и тут же закашлялась от попавшей не в то горло и в нос вонючей рыковки.

Аркадий, приблизившийся к столу уже метров на десять, едва не подпрыгнул от страха и удивления, но справился с собой и начал методично засаживать пули в дубовую заднюю панель стола, все семь, веером, одна за другой. Если бы он лучше разбирался в оружии и знал бы, что его пистолет Браунинга FN  модели 1910 года хорош только в близком или уличном бою, то принял бы другое решение, а так только утопил все пули в не таких уж и толстых досках майкопского дуба, ведь длина снаряженных патронов составляла всего семнадцать миллиметров, и они предназначались больше для остановки противника, а не для нанесения ему летального урона, отчего эта пукалка сотнями тысяч выпускалась оружейными заводами многих стран для нужд жандармерии, полиции и для гражданской самообороны населения.

Услышав первый же выстрел и гул влетающих в дерево пуль, Гошнаг мгновенно отбросила бутылку в сторону, ужом перевернулась на живот во всё увеличивающейся бензиновой луже и выхватила из-за ремня свой маузер.

В рассказе двустволка 8-го калибра |не путать с диаметром|. Пожиже пантгана, но мало тоже не покажется


Пантган или уточница, диаметр стволов до 50 мм. Килограмм дроби геноцидит сотню уток одним выстрелом


Закомары и прочее |комара — свод, камера|


Чёрная кровельная |корабельная| крыса


Всюду жизнь


Кто в школе выжил — в бою не подведёт


Всякое случается...