Вите хорошо. В его вечно полусонных, полуприкрытых голубых глазах – блаженство. Это глаза потягивающегося в полудреме полуденного кота, который недавно пожрал и поебался. Недопитая бутылка кока-колы, объедки сдобных булочек и кексов которые ему выносят под вечер из близлежащей пекарни - в разорванных разноцветных полиэтиленовых пакетиках кучкой лежат у "изголовья" скамейки. Сытый дремлющий Витя к ним уже равнодушен. Их нехотя ковыряют жирные голуби.

Бытует мнение, что бомжам езраеле живется хорошо. Я тоже так думаю. А че? Восемь месяцев в году тепло, сухо и светит солнце. Месяца три-четыре длится "зима"  - сезон дождей. Тогда, как сообщает пресса,  Витя и его друзья переберутся в специальный "питомник" который называется "байт хам" - "теплый дом". Наверное, не такое уж гостеприимное заведение, но все ж лучше, чем мокнуть под короткими, но яростными приливами субтропического дождя, особенно холодными, ветреными ночами.

…В последнее время Витя и вправду куда-то исчез. По своей ли воле? Сие автору неизвестно. Возможно, менты увезли его в питомник в преддверии муниципальных выборов. Наверное кто-то из бдительных пенсионеров настучал куда следует. Непорядок - довольный, как кот, голубоглазый бомж круглосуточно оккупирует скамейку в этом скверике, который прилегает к одной из центральных улиц. Могли принудительно закрыть и в дурку – карету мне, карету! – криво улыбается Рома, Витин друг. Витя - шизофреник. Шизофрения развилась у него на почве наркомании, так рассказывает Рома. Рома тоже одно время лечился, только амбулаторно, и был приписан к тому же стационару, что и Витя. Там они и познакомились.

Рома низенький, быстрый и работает почтальоном. А Витя высокий и нигде не работает. Витя медленный. Витя двигается медленно, ходит медленно, как подстреленный из рогатки голубь, сперва делая длинный округлый шаг одной ногой, а потом бережно, на короткий миг, переносит вес тела на другую, "раненную". Рома говорит - это от специальных уколов и таблеток, которые "размягчают" мышцы. Они действуют на каждого по-разному, непредсказуемо и часто результат их воздействия на отдельно взятого психа получается пиздец какой смешной - это потому, что от них одни мышцы тела "размягчаются", а другие наоборот, скручиваются, сокращаются и каменеют, так что психи застывают в самых неожиданных и причудливых позах. Допустим, левую ногу "размягчает", а правая, наоборот, затвердевает и становится несгибаемой. Ощущается это так, будто настоящую ногу ампутировали,  и вместо нее пришили к твоему туловищу  металлический стержень.  (Что, по всей видимости, и произошло с Витей) Или может, к примеру,  "скрутить" левую сторону шеи, а правую  "размягчить". Тогда голова психа застывает, будучи как-то странно, вопросительно перекрученной. Так он и бродит по свету - навсегда оглянувшись на что-то очень любопытное. А иногда голова психа просто свисает набок. - завершает Рома свой рассказ с самой что ни на есть жизнеутверждающей интонацией.


…А Витя другой. Не такой, как Рома. Витя медленный. Витя разговаривает медленно. Очень медленно. Если задать ему самый простой вопрос, к примеру – Витя, ты откуда в езраель приехал? – Витя задумается. С полминуты помолчит, а потом ответит, растянув ответ еще  на полминуты.  Догадываюсь, вокруг Вити все происходит тоже очень медленно - намного медленнее, чем для обычного человека. Медленно, словно непрерывной траурной процессией, едут машины, медленно ходят люди. Будто кто-то большой и очень важный сверху нажал на кнопку невидимого пульта, переведя Витино существование в режим "slow motion", и он так и остался жить в этой замедленной вселенной. А снова нажать на "play" уже не получится, это уже навсегда.

… В жаркий полдень Рома и я сидим на желтой скамейке со всех сторон окруженной зеленью. Посреди совершенно пустого парка будто памятником замер старикан в обнимку со стальной четырехколесной каталкой-опорой. Вцепившись в этот странный аксессуар и замерев в этой неестественной, скрюченной позе он стал похож на загадочный шедевр скульптора-абстракциониста. Но это только так кажется, что старичок и каталка, формирующие как бы единое целое, неподвижны. Это отнюдь не безмятежные дружеские объятия об, а самоотверженная, героическая борьба. Это он так "ходит" - старичок борется за каждый миллиметр.  Просто эта микроскопическая тряска - спазматические конвульсии его усилий - незаметна отсюда. Преодолеть дистанцию в два-три десятка метров займет у него несколько часов. К закату он доберется до скамейки на которой его сиделка-филиппинка весело журчит в мобильник. Маленькая желтая девочка со сморщенным лицом сорокалетней женщины, она сидит облокотившись о спинку скамьи и эмбрионом подтянув бедра к животу, коленки прижаты к маленьким грудкам, ноги в обтягивающих "тайтс" раздвинуты, а смуглые босые ступни упираются пятками в теплые деревянные ребра скамейки. Разговаривая, она едва заметно поигрывает большими пальцами ног, на которых повисли, подрагивая, розовые вьетнамки. Честно говоря, я бы ей присунул. Я бы отдрючил ее во все дыры прямо здесь, на этой скамейке. Просто потому, что она сидит в такой позе. Пиво и полдень, жара и сперма ударяют в голову. Нестерпимо хочется подрочить.
- Рома, ты читал книгу Кати Гордон "Конченые"? - спрашиваю я, чтобы хоть как-то прервать эту невыносимую полуденную тишину.
Рома молчит. Рома занят делом. У него нет времени на хуйню. Может быть, он что-то промычал сквозь измельчающие хлеб и колбасу челюсти? Нет. Это мне только так показалось.
 
  Я знаю, что Рома читал "Заратустру", он сам рассказывал мне об этом. Он даже как-то по-своему пытался пересказать сюжет. Правда, по ходу его рассказа мне показалось, что читал он не "Заратустру", а "Сиддхартху". В общем, одну из этих двух замечательных книг он точно прочел. Еще он читал  "Кама сутру" и  "Майн кампф".
А вот книгу Кати Гордон "Конченые" Рома не читал и, похоже, не собирается.
Быть может, ее прочтет Витя?

- Рома, ты читал книгу Кати Гордон "Конченые"? – переспрашиваю я.
Мой вопрос опять остается без ответа. Мне кажется, что мой приятель демонстративно глух к душевным мукам современной московской молодежи, его не трогают вспоротые вены Урюковой, или как там ее. Он в этом не виноват. Через неделю ему – тридцатник. Мне уже давно перевалило за. Москва? Россия? Да ну на хуй. "Молодой человек! Мы, гусские, дгуг дгуга не обманываем!" Роман делает еще глоток "жигулевского", жадно впивается в бутерброд.  "Бородинский" хлеб и "докторская" колбаса из магазина "Русские деликатесы". "Русские деликатесы, нет вкуснее ничего… будь ты чукча из Одессы, еврей или хохол, Русские деликатесы попадут к тебе на стол…" Тупая реклама, которую каждые десять минут прокручивают по Русскому радио мягко обволакивает охлажденный пивом мозг. И впрямь, а что еще нужно? Пиво, хлеб, колбаса. В такие моменты невыносимая легкость бытия кажется вполне выносимой. Мы – не конченые. Мы просто обычные люди. К чему нам эти русские страдания? Мы предпочитаем русские деликатесы.