На улице было белым бело. С утра кружилась вьюга, щедро убеляя окрестности, а сейчас по небу плыли тяжелые темно-синие облака, грозясь разразиться противной мелкой изморосью.
Анрэ зачерпнул ладонью из сугроба пригоршню рассыпчатых белых хлопьев и отправил себе в рот.
-Да… - он почувствовал, как немеет язык и десны, - Наконец-то свежесть…
Анрэ направился в сторону магазина. На нем был коричневый костюм в белую полоску, а на спине пиджака прозрачными переливающимися стразами было выложено слово «SUN».
В голове окончательно прояснилось, и Анрэ с каждым новым шагом чувствовал, как прогрессивно нарастает в нем вкус к жизни. Сегодня он самый быстрый. Сверхчеловек. И в своем «солнечном» костюме он просто неотразим. Моднее любого педика, нарядней всех транвеститов вместе взятых. Да, он - самый!
В дверях магазина стоял низкорослый азербайджанский молодчик в белой лаковой куртке и такой же кепке с золотой, украшенной бриллиантами, кокардой. Он смерил Анрэ задорным взглядом и, резко подавшись головой вперед, с рыком обнажил ряд ослепительных золотых зубов, в каждый из которых был вмонтирован брильянт не менее чем в полкарата. Пока Анрэ любовался переливающимися гранями стоматологических изысков, из магазина вышли еще двое абсолютно аналогичные особи.
«Братья что ли?» – подумал Анрэ.
Лаковые азербайджанцы тем временем достали из карманов по пригоршне тыквенных семечек и синхронно принялись их лузгать.
- Многа крови была. Очень многа крови, - многозначительно произнес стоящий по центру, обращаясь к своему собрату.
- Кагда? – взволнованно сдвинул брови тот.
- Э! Кагда я твой рот йебал!
Все они согнулись от хохота и лопнули в воздухе, как мыльные пузыри.
У Анрэ немного закружилась голова, он сделал глубокий вдох и отчетливо понял, что эта компания – лишь плод его воображения, а на самом деле он стоит в одиночестве посередине торгового зала, как мудак, с этими ёбаными стразами на спине. А вместо носа у него, как «сопля» у индюка, болтается сморщенный волосатый хуй.
- О, чёрт! – Анрэ увидел ее и инстинктивно прикрыл ладонями среднюю часть лица. Она стояла за прилавком, - грузная лет пятидесяти низкорослая продавщица с заплывшими острыми глазенками и с волосатой бородавкой на щеке.
- Как она естественна, - заворожено шептал Анрэ, - не то, что эти диджитальные глянцевые идиотки… Настоящая женщина…Анрэ как рыба жадно хватал воздух ртом. Сейчас он отдал бы все на свете за ночь с этой дамой. Пусть будет комната, мягкий свет, широкая кровать без подушек и одеяла. Только она и он. Пусть на нем будет шелковый ошейник, и он будет ползать по кровати как дикий кот. Главное, чтобы были шторы… Такие темно-красные, плотные бархатные шторы, обязательно до пола.  И с золотистыми мягкими кисточками… - он застонал в голос. 
- Чо скулишь, бродяга? – услышал Анрэ за спиной и резко обернулся, вытаращив сверкающие белками глаза на вульгарно прислонившегося к стене человека. Человек был одет в белоснежную тунику с золотой оторочкой, а на лбу у него было вытатуировано слово «GOD». Он криво улыбался, глядя прямо в глаза Анрэ и взгляд его выражал утомленное презрение.
«Ссссука», - подумал Анрэ, - «Понтоёб корявый! Нахер я эти стразы на спину налепил? Завтра я вам всем покажу, что такое понты.  Завтра я набью этими стразами полные карманы и, произнося слова, буду черпать их и пригоршнями кидать вам под ноги. А  ночью привезу на городскую свалку белый рояль, а сам разденусь догола и обваляюсь в муке. И буду жестко лабать на этом рояле и горланить что есть мочи «Enjoy The Silence». А? Что вы тогда скажете? Нет, ребятки, даже и не рыпайтесь. Здесь я – самый!»
Так ничего и не купив, Анрэ вышел из магазина и сел в капсулу.
«Заебали», - подумал он и прикурил сигарету.
Сразу после первой же затяжки он явственно услышал в голове звук рвущейся струны и почувствовал, как к нему пришло унылое овощное дежа-вю.
«Растительная жизнь. Что за идиотская теория – про овощи. Все мы овощи», – думал Анрэ, - «И я, самый быстрый, и все эти, у которых в головах плескается вчерашний черепаховый суп… И нихуя ты никуда не убежишь. Куда не подайся, хоть ёбнись, ты все равно не сможешь жить. Все равно это будет не жизнь. Фальшь. Ложь. Симуляция и не более».
«Вот я», - неслось у него в голове, - «Дни провожу на одиннадцатом, ночи – на тринадцатом. И они еще ноют, мол, не забывайте своих корней… Какие тут нахуй корни?.. Впору крылья отращивать или, блять, присоски, я не знаю… Ничтожные трепыхания агонизирующих крыс, а не жизнь общества…»
Выкидывая окурок, Анрэ осознал, что он сможет пусть ненадолго, но все же остановить эту лавину суицидального бреда, лишь в очередной раз подойдя к сугробу и привычно зачерпнув ладонью белых хлопьев. Так он подарит себе еще немного жизни. Да, короткое перемирие с собственным сознанием могло быть достигнуто только при помощи этого снега. Это была непреложная истина, сопоставимая по своей оглушающей точности только с утверждением о том, что все  школьники – онанисты.
Анрэ покинул капсулу и послушно поплелся к придорожному белому завалу, простирая к нему испещренные морщинами высушенные ладони. А старушка Атмосфера гадливо посмеивалась над потными обстоятельствами жизни города, где вместо снега уставшее небо осыпалось чистейшим кокаином.